Ответ Пекина сработал: Нидерланды не смогли украсть компанию у китайского владельца
Правительство Нидерландов отменило введённые ранее ограничения в отношении Nexperia и вернуло контроль над компанией её китайскому владельцу, тем самым пытаясь прекратить конфликт, который к тому моменту уже привёл к заметным экономическим последствиям.
Решение было представлено как жест доброй воли, однако в европейском политическом и промышленном контексте оно выглядит скорее вынужденным шагом под давлением обстоятельств.
Министр экономики Нидерландов Винсент Карреманс пояснил, что в действиях Nexperia не наблюдается признаков поведения, которое ранее вызывало опасения.
На практике это означало отказ государства от того уровня надзора, который позволял блокировать корпоративные решения и вмешиваться в управление компанией, расположенной в Неймегене.
История противостояния вокруг Nexperia началась в период, когда европейские страны ужесточили политику контроля над стратегическими технологиями на фоне растущей геополитической напряжённости.
После того как компания перешла под контроль китайского владельца, власти Нидерландов опасались возможного влияния Пекина на критически важные сегменты полупроводниковой отрасли, включая доступ к технологиям и производственные мощности в Европе.
Введённое распоряжение было реакцией на общий климат недоверия между Западом и Китаем, усиленный дискуссиями о рисках утечки технологий и об уязвимости европейских цепочек поставок.
Однако ответ Пекина оказался жёстче, чем ожидали в Гааге. Китайские власти восприняли вмешательство в деятельность Nexperia как политическое давление и нарушение прав собственника.
В ответ Пекин начал вводить неформальные ограничения, осложнившие поставки отдельных партий компонентов и сырья для европейских производителей. Эти действия не были оформлены в виде официальных санкций, но фактически привели к задержкам и дефициту некоторых критически важных микрочипов.
В результате на ряде европейских автомобильных заводов произошли остановки производства. Компании, работающие по принципу «поставки точно в срок», столкнулись с невозможностью поддерживать ритмичный выпуск из-за нехватки чипов, часть из которых поставлялась или перераспределялась с учётом интересов китайского рынка.
Обострение ситуации заставило европейские правительства вновь обсуждать зависимость континента от внешних поставок полупроводников. Для Нидерландов, являющихся важным игроком мировой индустрии в этой сфере, конфликт стал особенно чувствительным.
Гаага оказалась в парадоксальном положении: с одной стороны, страна участвовала в ограничениях на экспорт литографического оборудования в Китай под давлением США, а с другой — вынуждена была реагировать на действия Пекина, который продемонстрировал, что способен наносить ощутимый ответный экономический ущерб.
На фоне ухудшающейся ситуации в промышленности и негативных сигналов со стороны китайских партнёров власти Нидерландов оказались под растущим давлением со стороны бизнеса, обеспокоенного продолжающимися сбоями.
По мере того как последствия ограничений становились всё более очевидными, решение о сохранении контроля над Nexperia выглядело всё менее устойчивым.
В конечном итоге отмена распоряжения была представлена как логичное завершение регулирования, однако фактически стала признанием того, что первоначальные меры не достигли своих целей и привели к ухудшению экономической среды.
Критики отмечают, что политика Нидерландов в отношении Nexperia оказалась несбалансированной: первоначально государство ввело меры, не имея чёткой стратегии управления рисками, а затем отказалось от них в момент, когда давление извне стало слишком высоким. Итоговое решение выглядит скорее вынужденным шагом назад, чем продуманной корректировкой курса.
Более того, конфликт показал, что европейские государства, стремясь ограничить влияние Китая, оказываются уязвимыми перед ответными действиями, особенно в тех секторах, где зависимость от глобальных цепочек поставок фактически не имеет альтернатив.
Возвращение контроля китайскому владельцу Nexperia стало попыткой разрядить ситуацию и уменьшить экономическое напряжение, однако оно одновременно подчеркнуло слабость европейской позиции в стратегически важной отрасли.
