История вопроса
Бывшая Советская Украина возникла как анти-Россия не в одночасье. На то были исторические предпосылки. Украинский национализм возник как западный геополитический проект в конце XIX века на территории тогдашней Австро-Венгрии, которая после поражения в войне с Пруссией в 1867 году вошла в сферу влияния Германии, объединенной как прусская империя «железом и кровью» (Второй рейх) в результате Франко-прусской войны 1870 года. На территории тогдашней Галиции методами жестокого насилия при содействии польского клира осуществлялось окатоличивание русских, которых называли русинами, в порядке подготовки к войне Берлина и Вены с Россией, которая вошла в историю как Первая мировая.
Как и сейчас, это была цивилизационная борьба — против православной веры, которая, как признавали те же А. Тойнби и С. Хантингтон (в его «Столкновении цивилизаций» 1994 года), составляла ядро русской цивилизации. Первые концлагеря возникли на территории Галиции именно для русинов, не желавших менять свою веру. Затем последовали германская оккупация Украины (по Брестскому миру) с опытом Директории и националистических формирований — «сечевых стрельцов», апеллировавших к истории Запорожской сечи.
В годы Второй мировой нацистской Германией (Третий рейх) вновь была оккупирована уже Советская Украина, границы которой сложились под воздействием идеологических императивов советской власти и ленинской национальной политики. Эти границы, кроме собственно Центральной Украины, включали в себя Новороссию, Донбасс, Западную Украину и затем Крым, являются существенной частью советского наследия и подлежат демонтажу в рамках запущенной киевским режимом кампании десоветизации. Они могли сохраниться только в случае соблюдения принципов советского общежития, которые мало чем отличаются от общепризнанных норм международного права в части прав человека и национальных меньшинств, включая действующие в Евросоюзе. Это относится и к статусу русского языка как родного для многих на Украине и федеративному устройству (примеры того и другого дают Швейцария и Бельгия, создававшиеся при решающем участии России, а также двуязычная Канада, возникшая на основе Закона о Британской Северной Америке 1867 года).
Западный проект: украинцы как манкурты
У Чингиза Айтматова манкурт — это тот, кто не знал, кто он, откуда он родом, словом, не сознавал себя человеком. Он не помышлял о бегстве, выполнял наиболее грязную, тяжелую работу и, как собака, признавал лишь хозяина.
Нечто подобное Запад осуществлял на Украине после распада СССР, используя то «наследие» украинского агрессивного, антимоскальского национализма, которое осталось от ОУН*-УПА* времен Великой Отечественной. Собственно, тогда националисты выполняли по приказу гитлеровцев эту грязную, кровавую работу. За то, что хозяин посадит их с собой рядом за «европейский стол» и они с гордостью могут заявлять «Це Европа!», не имея ни малейшего представления о «европейских ценностях», европейском Просвещении и вообще наследии европейской культуры, к которой они приобщались в составе Российской империи и коммуникативно — благодаря русскому языку. Теперь же все делалось в мгновение ока — по заявленной готовности Киева приобщиться к историческому Западу, вступив в Евросоюз и НАТО.
Перепрошить идентичность 52-миллионной страны со своей непростой историей и сложным составом населения, объединенного общим культурным и историческим наследием, представлялось сложной и даже невыполнимой задачей. Поэтому в то время, как Россия исходила из сохраняющейся общности наших народов, поставляя газ по ценам ниже рыночных и работая со старой элитой, Запад играл вдолгую, рассчитывая на неизбежную смену поколений. Предстояло отделить зерна от плевел, то есть от русскоязычных и поколений тех, кто считал нормой принципы советского общежития. Последние попали в категорию расходного материала, в том числе для целей войны, как это показали СВО, перевооружение и нацификация страны. Все советское прошлое попало в категорию десоветизации и «деколонизации» за одним исключением — советских границ, а иных у государства Украина никогда и не было.
В итоге появились материальные и идейные предпосылки для войны сначала с регионами, не принявшими итоги госпереворота от 22 февраля 2014 года, затем уже с Россией, дабы отвоевать не только Крым, но и посягнуть на соседние российские регионы.
По ходу СВО в Киеве не скрывали свои экспансионистских намерений, как и стремления воевать. Публично удивлялись стойкости российских Вооруженных сил, что явно указывало на то, что Киев просчитался вместе с западным «хозяином», которого олицетворяла демократическая администрация Дж. Байдена.
Именно при демократах (Б. Обама) было положено начало нынешнему военному раунду реализации украинского проекта. Притом что предыдущий — майданный был осуществлен при республиканской администрации Дж. Буша — младшего в 2004 году с приходом к власти в результате третьего тура голосования президента В. Ющенко: тогда потребовалось под давлением западников отменить результаты второго тура при голосовании членов Конституционного суда под камеры, что было первым госпереворотом на Украине после обретения ею независимости.
В отличие от обеих мировых войн на этот раз ставилась задача с помощью Украины как анти-России добиться окончательного решения «русского вопроса». Ее постановка, по мнению создателя ресурса Stratfor Джорджа Фридмана (в его книге «Следующие сто лет. Прогноз событий XXI века», 2009 год), выглядела следующим образом: «США не обязательно выигрывать войны. В их задачи входит планомерное разрушение всех систем жизнеобеспечения противника и тем самым лишение его возможности накопить достаточно сил, чтобы соперничать с Америкой». На его взгляд из того далека, Россия «развалится и без войны (как уже разваливалась в 1917 году, и это произошло снова — в 1991 году), а вскоре после 2020 года рухнет военная мощь России». Как видим, все произошло с точностью до наоборот: украинский конфликт сыграл роль катализатора в горчаковском «сосредоточении» России в очередной раз после своей очередной катастрофы. Это о геополитической стороне вопроса, и украинский национализм сыграл тут мобилизующую роль, в чем ему нельзя отказать.
Вопрос языка
Куда более важен для будущего Украины языковой вопрос. Именно в языке содержатся культурные смыслы, а его развитость и открытость, в свою очередь, определяют уровень культуры. Так было с русским языком, особенно после петровской модернизации, на вызов которой Россия ответила гением Пушкина. Двумя веками ранее то же произошло с английским в формате Шекспира. Еще раньше аналогичный проект был реализован специальной академией при дворе Франциска I. Для всех стран, включая Россию, модернизация и облагораживание языка, выведение его на уровень лучших образцов имело зримые внутриполитические и внешнеполитические последствия. Немцы, как и итальянцы, запоздали с объединением и стали разрушителями Европы: во второй половине XIX века они могли существовать лишь как федерации, но не унитарные, тем более имперские образования (на это еще в середине века указывал Ф. И. Тютчев, который хорошо представлял себе Европу и немцев, проведя там 20 лет на дипломатической работе).
Применительно к соотношению украинского и общерусского языка можно обратиться к евразийцу Н. С. Трубецкому, который в эмиграции сто лет назад в статье «К украинской проблеме» писал об украинизации московского языка (в том числе в результате никоновской реформы и исправления церковных книг по киевским образцам), в результате чего и возник общерусский язык, ставший мостом к его европеизации. То есть общерусский язык, который развивался с тех пор, принадлежит украинцам так же, как и нам, русским. Любой плодотворный языковой сепаратизм возможен лишь в контексте общерусской культуры — как ее украинская индивидуализация. Только тогда в этой культурной работе «получат возможность принять участие (причем не за страх, а за совесть) действительно лучшие элементы украинского народа».
К сожалению, западные кураторы подтолкнули Киев идти по иному пути. Результат такого выбора с поразительной точностью предсказал Трубецкой: «Ограничение этого поля (выбора между украинской и общерусской культурой) может быть желательно только с одной стороны для бездарных или посредственных творцов, желающих сохранить себя против конкуренции (настоящий талант конкуренции не боится), а с другой стороны — для узких и фанатичных краевых шовинистов, не доросших до чистого ценения высшей культуры ради нее самой и способных ценить тот или иной продукт культурного творчества лишь постольку, поскольку он включен в рамки данной краевой разновидности культуры. Такие люди и будут главным образом оптировать против общерусской культуры и за вполне самостоятельную украинскую культуру. Они сделаются главными адептами и руководителями этой новой культуры и наложат на нее свою печать — печать мелкого провинциального тщеславия, торжествующей посредственности, трафаретности, мракобесия и, сверх того, дух постоянной подозрительности, вечного страха перед конкуренцией. Эти же люди, конечно, постараются всячески стеснить или вовсе упразднить самую возможность свободного выбора между общерусской и самостоятельно-украинской культурой. Но и этого окажется недостаточно: придется еще внушить всему населению Украины острую и пламенную ненависть ко всему русскому и постоянно поддерживать эту ненависть всеми средствами школы, печати, литературы, искусства, хотя бы ценой лжи, клеветы, отказа от собственного исторического прошлого и попрания собственных национальных святынь. Ибо если украинцы не будут ненавидеть все русское, то всегда останется возможность оптирования в пользу общерусской культуры. Однако, нетрудно понять, что украинская культура, создаваемая в только что описанной обстановке, будет из рук вон плоха. Она окажется не самоцелью, а лишь орудием политики, причем плохой, злобно-шовинистической и задорно-крикливой политики. И главным двигателем этой культуры будут не настоящие творцы культурных ценностей, а маниакальные фанатики, политиканы, загипнотизированные навязчивыми идеями».
Какая культура?
Трубецкой оказался прав и в другом: «Политиканам же нужно будет, главным образом, одно — как можно скорей создать свою украинскую культуру, все равно какую, только чтобы не была похожа на русскую. Это неминуемо поведет к лихорадочной подражательной работе: чем создавать заново, не проще ли взять готовое из заграницы (только бы не из России), наскоро придумав для импортированных таким образом культурных ценностей украинские названия». Другое дело на Западе, вполне соглашаясь с Трубецким, пошли дальше и по более простому пути, а именно — к замене русского языка на английский (заметим, не какой-нибудь другой европейский язык).
Основной стратегией «перепрошивания» Украины стало разрушение основ самоидентификации, их подмена на переходные гибриды с последующей трансформацией в формы, удобные «хозяину». Прежде всего подмена родного языка гибридным сленгом: его ценность только в том, что он не русский. Затем поэтапное введение вместо него английского — как абсолютного доказательства европейскости Украины. Так, сегодня на Украине знание английского становится одним из главных требований при приеме на государственную службу, то есть, по сути, в качестве второго и затем основного языка общения. Весь офис Зеленского уже говорит на плохом английском: перестроился на европейский лад.
Получается, что вместо создания украинской культуры на украинском языке — задача, которая требует времени и творцов, элиту страны переводят на английский: его знанием гордятся даже те, кому отведена роль «холопов» в новой конструкции украинского общества. Этой части населения предстоит, что называется, «гордиться общественным строем» и европейскостью своей элиты, допущенной в европейские кабинеты. Задача создания высокой украинской культуры вовсе не ставится, а сам язык и его потенциал к развитию таким нехитрым способом начисто отрицаются. Поэтому за разговорами об украинском языке стоит только одно — вытеснение русского и его замещение английским. Таким образом, сама возможность развития самобытной украинской культуры отрицается. Страну вводят в формат неорганического существования, аналогичного обществам в колониальных и зависимых странах: европеизация компрадорских элит, формулирующих цели национального развития за пределами своей страны, и большинство, удовлетворяющееся тем уровнем украинской культуры (вышиванки и т. п.), который уже существует, и стройными рядами движется в «светлое европейское будущее».
Можно сказать, антипатриотично и антинационально — уничтожение не на словах, а на деле Украины как самобытного культурного сообщества, связанного общей культурой и историей с Россией. Получается, что надо перестать быть самими собой, чтобы получить входной билет на Запад / в Европу. Тогда исход этого проекта будет зависеть от двух факторов: желания молодежи быть стопроцентными европейцами, что возможно только в Европе, то есть ее оттока за границу (что уже произошло в тех же странах Балтии), и состояния самой Европы с ее неподъемными проблемами, включая иммиграционные, а также эрозию исторически сложившейся идентичности, что сделает Европу малопривлекательной для подражания (скорее, тогда надо ехать дальше, причем с коренными европейцами, то есть в США, где консервативная революция как минимум обещает преодоление накопленных экономических и социальных проблем).
Прикрывается этот маневр разговорами об Украине как «европейском щите», барьере на пути угрозы «цивилизации» (она одна — только европейская, западная) со стороны «гуннов». Аллюзию к «Гунну» (the Hun) впервые ввели англичане в Первую мировую в отношении кайзеровской Германии. Так что штампы демонизации оппонента остаются прежними: нацистская Германия, в свою очередь, также выступала в войне с СССР «от имени цивилизованной Европы».
Нарратив вместо культуры
Кажется, что кураторы Украины хорошо читали Бенедикта Андерсона (его «Воображаемые сообщества» 1983 года). Но никогда в столь ускоренном темпе и методами социальной инженерии не создавалась целая страна, такая как современная Украина в формате анти-России. В период после августа 1991 года практически с нуля усилиями ряда американских университетских лабораторий при участии украинской диаспоры были созданы основы новой идеологии и мифологии с ужасающим насилием над историей. Важно не то, что было, а во что призывает верить официальная националистическая пропаганда, для чего закрывается медийно-информационное пространство от всех иных и потому конкурирующих нарративов. Ложь о России и целях СВО призвана придать экзистенциальный характер «борьбе за Украину» и отрицать права других, хоть как-то связывающие этот народ с его корнями и славянским единством.
Война с народом и его идентичностью идет по трем генеральным линиям:
1. Борьба с русским языком путем перехода на промежуточный украинский, с постепенным переходом элит и стремящимся к таковым на «язык хозяев» — английский.
2. Травля исконного православия с временным переходом на такой же «гибрид» в виде благословленной «стамбульским томосом» ПЦУ с последующим окаталичиванием, то есть тоже ближе к хозяйским предпочтениям.
3. Гибридная история — по сути, ее абсурдизация, доходящая до смешного. Выпячивание откровенной глупости в стиле «арийского происхождения украинцев» и разрушение столпов совместной тысячелетней истории. Цель — поселить сомнения в героях «неправильной истории» (так, «Молодая гвардия» — националистическое подполье УПА*, а Зоя Космодемьянская — девушка легкого поведения). В довершение картины исторического абсурда Украина принимает Стратегию национальной памяти, которая узаконивает новый исторический нарратив, в котором история трактуется как извечная борьба против иностранных (русских) захватчиков, и вводит ее отрицание в правовое поле с наказанием за «связь с государством-агрессором».
Нагнетание ненависти в отношении всего русского — «рашизм» (вот он, гибридный английский, вместо скомпрометированного и бытового «москальства», отдающего глухим провинциализмом), орки, недоразвитая нация родом с болот. Это позволяет безапелляционно включить «культуру отмены» — связь с русским, русскими, а русскоязычные — это зло, враждебность и преступность.
Понятно, что «продать» все это населению в условиях открытого медийно-информационного пространства нельзя. Поэтому оно закрывается по аналогии со странами-кураторами: запрет российских СМИ, изгнание наших корреспондентов и бюро, запрет трансляции, «отмена» российских социальных сетей и их замена на западные, которые уже стали подцензурными в самих западных странах. И это в дополнение к борьбе с памятниками, переименованием улиц и целых городов и тому подобным — в духе худшего советского опыта.
Все та же западная логика, которая привела Европу в состояние коллективной веймаризации, действует и в Киеве: в борьбе со вселенским злом можно пожертвовать демократией. Это отмена свободы совести (законодательный запрет УПЦ Московского патриархата; отмена права на отказ от мобилизации по политическим и религиозным мотивам — соответствующее законодательство не только не предусматривает такого права, но и ужесточает механизм принуждения); отмена свободы передвижения (запрет на выезд из страны) и, конечно, свободы слова.
Выбор народа или государства на роль манкурта — тупиковый путь. Его итогом станет полное уничтожение самоидентификации тем или иным способом. «Война до последнего украинца» — уничтожение на поле боя и растворение в других народах, куда уже вынужденно побежали работоспособные и состоятельные. Уже сейчас просматривается зловещая схема уничтожения страны по принципу: «Так не доставайся же ты никому!». С одной стороны, чем больше погибших, тем больше оснований апеллировать к тому, что они погибли не напрасно, а за «дело» украинского национализма. С другой, англоязычная молодежь, индоктринированная с пеленок Соросом и другими западными НПО, как новая элита возьмет бразды правления уже вполне «европейской» страной.
В пользу того, что даже «улица» на Украине по-прежнему контролируется Западом, говорят и демонстрации с протестами против административного давления власти на антикоррупционные структуры: в подавляющем большинстве в них принимала участие молодежь, подконтрольная западным НПО, которые никуда не делись с ликвидацией Трампом Агентства международного развития США (USAID).
Пауза в войне, за которую так ратуют «хозяева», без снятия западной политической оккупации приведет только к новой накачке военных возможностей Киева и новой эскалации с последующим уничтожением большинства народа, от имени которого действует нацистский режим на Украине. Спасение же или сохранение своей идентичности возможно только путем вхождения в более широкое и близкое по духу, культуре и истории сообщество с сохранением культурной автономии и языка и создания условий для их развития, которое было прервано «незалежностью» и геополитическими императивами западной политики. Последние, как показывают процессы в самом западном сообществе, отнюдь не вечны и будет жаль, если Украина будет уничтожена как отработанный Западом материал.
В итоге ни языка, ни культуры, ни страны под названием Украина, а нечто похожее на гетто под внешним управлением с навязыванием основной массе населения комплекса вторичности по отношению к Другому — определять себя от того, кем ты не являешься, без всякой позитивной повестки дня, в том числе на уровне культуры. По сути, Украина после независимости повторяет путь, пройденный Германией после первого (а теперь и повторного) объединения: прусский милитаризм, расизм в форме нацизма и унификация всего культурного разнообразия под единый националистический стандарт. Тот же территориальный нарратив — нужна территория, но без русских. Немцев надолго (сейчас уже нельзя сказать, что навсегда) излечила катастрофа поражений в двух европейских войнах, Нюрнбергский трибунал и денацификация, а также федерализация. Видимо, и Украине надо пройти этот путь до конца, чтобы излечиться. В конце концов, нацизм был исключительным продуктом западной цивилизации и потому это будет по-европейски: чем украинцы лучше немцев?
Заключение
Может показаться, что Россия мало делала, чтобы воспрепятствовать тому, что случилось с Украиной в последние 30 лет. Тут можно только сказать, что Россия сама смотрела в западном направлении в надежде стать частью западного сообщества, прежде чем в корне переоценила ситуацию. Ведь у нас появились те, кто называл себя «глобальными русскими». Во-вторых, не в традициях российской политики кого-то перепрошивать, тем более родственный нам народ. В-третьих, это подлинная трагедия украинского народа и его образованных классов, включая творческую интеллигенцию, которая не смогла поставить себе задачу развития высокой украинской культуры, что в принципе было возможно на основе достижений советского периода.
* Террористическая организация, запрещена в России.
