Чарли Кирк был одним из тех, кто показал, что у истории нет конца. Казалось, что возобладали толерантность и эмпатия, а современные коммуникации позволяют обеспечить всеобщий доступ к просвещению, смягчающему нравы и внедряющего рациональное знание. Но реальному миру – в отличие от утопического – всегда свойственно недовольство. И оно сейчас распространено в том числе среди молодых белых мужчин, которые почувствовали себя угнетенными. Юноши-«зумеры» в США все чаще придерживаются консервативных взглядов.
Такие консерваторы-неофиты ощущают обиду за многое. За позитивную дискриминацию, в результате которой их место в престижном университете может занять представитель одного из многочисленных меньшинств с более низкими оценками. В результате на улице, скорее всего, не окажешься, но вместо Гарварда придется учиться в университете в родном штате (например, в Университете долины Юты, где и был смертельно ранен Кирк). И при последующем трудоустройстве преимущество может быть оказано именно представителю меньшинства, несмотря на равную (или меньшую) его квалификацию.
Но обижает и другое – чувство вины, о важности которого много говорится в мейнстримном публичном пространстве. А эти юноши никакой вины за собой не видят. Они же не владели рабами, не линчевали черных, не вытесняли со своих земель индейцев и не творили других несправедливостей. И их родители этого не делали. У немецкой молодежи 1960-х годов чувство вины за Холокост появилось не из книг или фильмов – а из ощущения колоссальной вины предыдущего поколения. В США ситуация иная – как раз предыдущие поколения внесли вклад в десегрегацию.
Они обижаются и когда им говорят, что вся американская история – это череда преступлений белой элиты, как об этом говорится в «Народной истории США» Говарда Зинна. Кирк охотно определял профессоров, включавших эту книгу в обязательные списки для изучения, в другой список – свой собственный, где значатся либеральные преподаватели, недопустимые для консерваторов (с этого «профессорского списка» и началась его карьера). Равно как для этих юношей неприемлема «критическая расовая теория», которая объясняет, что даже сочувствующий черным белый либерал – все равно латентный расист, ибо внутренне ощущает свое превосходство над ними.
Возможно, свою роль сыграла и пандемия. Причем не только в связи с тем, что юноши слышат недовольные голоса родителей, обсуждающих постпандемийную инфляцию и подорожавший бензин. Но и из-за собственных воспоминаний, когда во время локдаунов подростки, рвавшиеся на улицу, были вынуждены сидеть дома. Девочки в большинстве своем более «домашние», у них было больше возможностей для того, чтобы занять себя дома. От кулинарии до просмотра сюжетов с инфлюэнсерами, являющимися образцами для подражания, и следования их советам. Мальчикам же нужно самовыражение оффлайн, причем не через месяц-другой, а здесь и сейчас.
Кроме того, из-за большей эмоциональности девочки больше сопереживают ближним и дальним. Юноши же куда менее сентиментальны – наоборот, многим из них хочется выглядеть сильными и брутальными. Эти наблюдения могут объяснить тот факт, что американские девушки сейчас более либеральны, чем юноши.
И вот появился человек, который в доступной форме говорил то, что близко недавним подросткам, а ныне юношам (и уже ставшим избирателями, голосовавшими на выборах 2024 года). Что меньшинства должны знать свое место, а США – это страна белых христиан. Что ненавистные локдауны – это заговор элит против народа. Что в университетах засели либералы с антиамериканскими взглядами. И так далее.
И выяснилось, что современные люди, подобно своим предкам, слышат то, что хотят услышать. И новые технологии позволяют им искать информацию, которая их устраивает – отсюда и популярность подкастеров, которые поначалу буквально «на коленке» делают свои сюжеты. А потом получают миллионные аудитории, не просто смотрящих их сюжеты, но и доверяющих авторам. Которые, в свою очередь, вызывают и восхищение, и ненависть – это в полной мере относилось и к Чарли Кирку.
Алексей Макаркин
Источник: Bunin & Co
