Доктор исторических наук, заслуженный профессор, научный руководитель факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, почётный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике.
ИНТЕРВЬЮ ИЗДАНИЮ “BRAVE NEW EUROPE”
Каким может быть постзападный мир? Какое место займёт в нём Европа, забывшая страх? Какова истинная цель США в развязывании и поддержке конфликта вокруг Украины? Стоит ли России бояться Китая? Почему не стоит разрушать старые институты, а лучше параллельно строить новые? Как российская традиция высокого интернационализма, культурной и этнической открытости может повлиять на новый миропорядок? Каковы перспективы Большой Евразии? Об этом с Сергеем Карагановым побеседовала Елена Видоевич.
– Широко распространено мнение о том, что либеральный международный порядок переживает кризис. Однако нет единого мнения касательно основных причин этого кризиса или самых ранних признаков того, что «западная модель сломана». Каковы эти ранние признаки и какие факторы в наибольшей степени способствовали нынешней турбулентности?
– Кризис либерального глобального порядка, вернее, кризис Запада, начался более ста лет тому назад, после того как Запад развязал сам против себя чудовищную мировую войну. Тогда пошатнулись многие устои, основы западного общества. Это красноречиво описал в своей книге «Закат Запада», её иногда называют и «Закат Европы», Освальд Шпенглер. Но я, естественно, остановлюсь сейчас на более близких причинах, которые лежат в основе подрыва либерального мирового порядка, повторяю, это скорее подрыв господства Запада.
Всё началось, конечно, с начала 20-х гг. прошлого века, когда Россия, ставшая Советским Союзом, выломалась из системы Запада и стала, кроме всего прочего, поддерживать антиколониальные, национально-освободительные движения. Но тот период не ассоциируется ещё с кризисом Запада и либеральных систем, хотя, тот период совпал в том числе и с глубочайшим кризисом 30-х гг. и Второй мировой войны, которая тоже являлась во многом результатом противоречий на Западе.
Новый этап начался в 50–60-х гг., когда Советский Союз, сам не осознавая до конца последствий своих действий, беспокоясь о своей безопасности, создал ядерное оружие и выбил фундамент из-под пятисотлетнего господства Запада в мировой системе. Этот фундамент, который был заложен, условно в XVI–XVII веках, основывался на военно-техническом и военно-организационном превосходстве Европы-Запада. Условно до XVI века мир был многополярным, но после XVI–XVII веков он начал становится западоцентричным. На основе этого военного превосходства была выстроена система западного, европейского тогда, культурного, политического – это колониализм, экономического доминирования. Потом, когда колониализм начал сыпаться, его заменила неоколониальная система, которую как раз и называют либерально-глобалисткой. Но она продолжала сыпаться, поскольку фундамент под ней постоянно трещал.
Уже с 60-х гг. Запад стал проигрывать все войны, и началась деколонизация. Запад уже не имел возможности навязывать свою волю силой оружия, и он стал проигрывать войны. Это была Корейская война, война французов во Вьетнаме, когда они молили американцев применить ядерное оружие, те отказались, затем было поражение во США во Вьетнаме, нефтяное эмбарго.
На Западе, особенно в Европе, стали накапливаться структурные противоречия. Европа впала с конца 60-х гг. в стагнацию, и в 70–80-е гг. казалось, что Запад закатился. Но затем, в силу собственных причин, развалился Советский Союз и прекратил играть свою роль подрывателя фундамента мирового господства западной системы. Запад возликовал и забыл о существующих проблемах, тем более что он получил мощный заряд энергии от 1,5–2 млрд дешёвой рабочей силы и огромных рынков, которые открылись для него в России, Центральной и Восточной Европе и, конечно же, в Китае.
Но с 2000-х гг., увидев, что в эту западную систему интегрироваться на приемлемых – суверенных – условиях не удастся, Россия приняла решение восстановить свою военную мощь. И восстановила её.
Начался новый кризис мирового либерального порядка, который, к тому же, совпал с падением моральных основ западного капитализма, который всё-таки основывался на определённых этических, в первую очередь христианских основах. Стала побеждать модель, основанная на бесконечном обогащении и росте потребления, который подрывает основу человеческой жизни – планету Земля, но об этом позже… Этот процесс носит объективный характер, Россия в какой-то мере была, наверное, ключом к кризису этого либерального порядка, хотя я уверен, что ни советские, ни российские лидеры не понимали, что они делают. Они беспокоились о безопасности страны и в силу традиционного российского интернационализма поддерживали антиколониальные движения и страны, тогда называвшиеся «третьим миром». Повторяю, острый кризис начался давно, самый острый кризис начался в 70–80-х гг., потом он прервался временной победой западной модели, затем всё пошло по нарастающей и идёт с нарастающей скоростью.
– Что вы считаете определяющими характеристиками формирующегося «постзападного» мира? Как изменится власть, экономические структуры и геополитические альянсы в эту новую эпоху? И считаете ли вы, что существующие институты глобального управления останутся актуальными? Или их необходимо будет реформировать или даже заменить, чтобы они отражали изменения в балансе сил?
– Есть два ответа на ваш вопрос. Первый – существующие институты глобального управления совершенно очевидно неадекватны по большей части. Это в первую очередь относится, конечно, к МВФ, к Мировому банку, в значительной степени – к институтам, связанным с ООН. И в этой связи нужно думать о том, чем и как их заменить. Но преждевременно разрушать их, усугубляя хаос, не стоит.
Мой простой рецепт пока заключается в том, что нужно создавать параллельные институты в рамках ШОС, БРИКС, мирового большинства, как мы его предпочитаем называть, или Глобального Юга, с привлечением желающих с Запада по некоторым ключевым вопросам мирового развития.
Это, например, борьба с последствиями климатических, техногенных катастроф. Это, конечно же, продовольственная проблема. Это проблемы эпидемий, медицины и борьбы с биооружием. Я могу назвать ещё целую серию таких вопросов, которые требуют немедленного решения и которые не решаются в рамках существующей системы. Повторяю, при этом не стоит сразу рушить всю существующую систему ООН. Может быть, через какой-то период, который продлится пятнадцать-двадцать и больше лет, если мы не свалимся в большую мировую войну, ООН и её институты снова понадобятся. Главная проблема ООН не в её уставе, а в том, что за последние несколько десятилетий благодаря целому ряду обстоятельств, в первую очередь – расположению её штаб-квартир в Нью-Йорке, Женеве и Вене, она была засижена чиновниками из стран Запада или чиновниками, ориентированными на Запад, но никак не на мировое большинство.
Но, повторяю, пока эта система слабеет и становится всё менее легитимной, её не нужно рушить. Нужно рядом создавать параллельные системы.
Теперь ответ на вопрос, какими будут определяющие характеристики следующего мирового порядка. Естественно, я не ясновидящий. Но мне достаточно понятно, что через длительный период (думаю, он займёт пятнадцать-двадцать лет, но сейчас это предсказывать практически невозможно) мы получим многополярный, весьма свободный мир, где смогут расцветать нации и цивилизации, где будут отсутствовать гегемоны – старые отойдут в сторону, а новые не возникнут, у них не будет на это шансов. И поэтому этот мир мне очень нравится. Другое дело, что я до него, скорее всего, не доживу. Он не будет прозападным. Он будет свободным, я надеюсь. Но свобода – очень дорогой товар, за неё придётся платить. Для того, чтобы обеспечить её, придётся много работать, а для этого всем странам, народам и каждому человеку нужно постараться пройти этот турбулентный период как можно более плавно и не допустить сползания мира в большую войну и распада стран и народов. Это довольно сложный период, но об этом стоит думать.
– Каким образом специальная военная операция (СВО) на Украине стала поворотным моментом для России не только в её взаимодействии с Западом, но, что более важно, в её «повторном открытии» Глобального Юга или того, что вы и ваши коллеги называете «мировым большинством»?
– Специальная военная операция – на деле война с Западом на Украине – существенным образом повлияла на все аспекты российской политики. Отвечая на ваш вопрос, конечно же я отмечу, что эта операция убыстрила движение российской экономики, российского внешнеполитического мышления на Восток, резко возросла торговля с Китаем, Индией, другими азиатскими странами. Начала восстанавливаться торговля с Африкой. Очень существенно и то, что развернувшийся к тому времени поворот России к мировому большинству – его также называют Глобальным Югом – резко убыстрился. И мы увидели наконец, что именно там находятся будущие источники роста и именно там – наиболее перспективные партнёры.
Но этот поворот на мировое большинство был задуман и начал осуществляться задолго до специальной военной операции. Напомню вам, что мы писали и говорили о нём за несколько лет до неё. Несколько лет назад я и мои коллеги выпустили доклад о новой политике в отношении мирового большинства, до того – пять или шесть лет тому назад – доклад о новой политике в отношении Африки, поэтому мы были готовы. И сейчас объективные обстоятельства убыстряют наше сближение со странами мирового большинства или Глобального Юга. Мы наконец, к тому же, начинаем признавать, что мы являемся частью этого большинства, де-факто – являемся его военно-стратегическим стержнем, фундаментом. Мы не были среди колониальных держав. Советский союз был активным сторонником освобождения от колониализма и неоколониализма, а подрывом военного превосходства, о котором я говорил в предыдущем ответе, мы де-факто начали освобождать мировое большинство от господства старого Запада. Сейчас в России к тому же наконец растёт интерес к культуре стран Востока, Латинской Америки, Африки; происходит увеличение человеческих связей – это радует.
Мы возвращаемся к очень доброй российской традиции высокого интернационализма, культурной и этнической открытости.
Напомню вам, что в XVIII веке мы были чуть ли не единственной страной, в которой генерал был эфиопом. Он был любимым соратником и учеником Петра Великого. Самый великий поэт России, Пушкин (а мы говорим, что Пушкин – наше все), отец современного русского языка, внук этого выходца из Африки.
Гораздо больше влияния специальная военная операция оказала на внутриполитическую Россию и на российскую экономику. Посмею утверждать, что эти внутренние изменения, которые вызвала военная операция на Украине, были одной из главных целей самой операции, кроме, естественно, остановки движения НАТО на Восток, которое вело к неизбежной мировой войне. Специальная военная операция привела к огромным позитивным изменениям в самой России. Убыстрился рост экономики, которая до того находилась в полустагнации. Начали перекачиваться средства снова в науку, особенно в технические области. Война с Западом на Украине ведёт к очищению российской элиты и общества от ставшего признаком отсталости западничества и западноцетризма. С помощью западных станций мы очищаемся от компрадорский буржуазии и её интеллектуальной обслуги. Может быть, ещё более важное обстоятельство: Россия возвращается «к себе». Она испытывает моральный, духовный подъём. То есть мы находимся в состоянии многомерного экономического, культурного и духовного возрождения. Жаль, конечно, что за это возрождение нам приходится платить кровью наших лучших сыновей. Но мы победим.
Это возрождение останется с нами, как останется с нами и сдвиг в сторону Востока, мирового Юга.
Тем более что мы постоянно подчёркиваем, что являемся военно-политическим стержнем этого мирового большинства, страной-освободительницей мирового большинства от западного ига.
– Одним из ключевых откровений в начале боевых действий на Украине была глубина «связанных с Россией тревог» среди европейских элит и в какой-то степени общественности. В какой мере, на ваш взгляд, эти проблемы являются исторически обусловленными, уходящими корнями в давние геополитические нарративы? Или это реакция на недавние события и развитие стратегической ситуации в последнее время? Учитывая текущую напряжённость, видите ли вы реалистичный путь для нормализации отношений России с большей частью Запада в среднесрочной перспективе, или же расхождения стали слишком глубокими для какого-либо примирения в обозримом будущем?
– В Европе особенно, в меньшей степени – в США, была всегда очень сильна русофобия. Это был своего рода расизм, хотя по цвету кожи славяне похожи на романо-германцев. Это был культурный расизм, чувство некоего превосходства, потому что в определённый момент истории из-за монгольского нашествия Россия отстала в своём технологическом развитии. Но главной причиной этой русофобии было то обстоятельство, что Россия всегда побеждала в схватках с Европой. Мы сражались с Европой пять веков, на самом деле даже больше – около восьми, и всегда выходили победителями. И особенно травматичной памятью является поражение всей Европы в борьбе с Россией во Второй мировой войне, которую мы называем Великой Отечественной. Почти все европейские страны, за исключением Югославии и Греции, поставляли вооружение, технику, продовольствие германской армии. Более того, почти все европейские страны послали своих солдат. Против нас воевали десятки тысяч итальянцев, десятки тысяч румын, даже французов. До четверти, если не до трети, солдат германского вермахта и СС составляли части, состоявших из других европейцев.
Поэтому мы говорим, что победили германский фашизм в 1945 г., но реально это была победа над Европой. Тогда из благородства и эйфории от победы мы говорили, что победили вместе. Да, мы победили вместе с американцами и англичанами континентальную Европу.
И сейчас в ней вновь поднимаются мутные волны русофобии. Другая и гораздо более глубокая причина нынешней волны ненависти заключается в том, что нынешние европейские элиты проваливаются по всем направлениям. Растёт неравенство, затухает экономика, провалилась так называемая зелёная повестка, которую европейцы к своей выгоде навязывали миру. Идёт глубочайшее моральное разложение европейских обществ, делающее их в какой-то мере «ауткастами» для большинства других народов. Я говорю сейчас о всех этих очень странных новейших постчеловеческих или античеловеческих ценностях, которые развились в европейских обществах и которые навязываются этими обществами другим странам. Это ультрафеминизм, это лгбтизм[1], это отрицание истории, это трансгуманизм и далее по списку. К этому списку я должен, конечно же, добавить огромный рост неравенства и вымывание среднего класса последние тридцать лет в Европе. Должен добавить и чудовищную и злую ошибку европейских элит, которые в 1960-е гг. для того, чтобы подорвать профсоюзы и понизить стоимость собственной рабочей силы, запустили волны мигрантов и теперь не могут с ними справиться. Для того чтобы прикрыть эти сплошные провалы, чтобы легитимировать своё нахождение у власти (они должны были быть выкинуты из власти), они уже более десяти лет раскачивают внешнюю военную угрозу со стороны России. Это началось где-то с начала прошлого десятилетия. Сейчас эта военная угроза приобретает форму практически военной истерии. Европейцев готовят к войне, что вызывает у нас и у всех нормальных людей оторопь. Они в третий раз за последние сто с небольшим лет гонят себя к самоубийству.
Мы должны помнить, что Европа – сосредоточение всех бед человечества, в том числе двух мировых войн. Они ничему не научились и снова гонят к мировой войне.
Надеюсь, что России удастся остановить движение мира к третьей мировой войне и обуздать эти элиты. Но предстоит трудный путь.
– Мы являемся свидетелями растущих разногласий на Западе относительно его подходов к России и войны на Украине в будущем. Парадоксально, но именно Соединённые Штаты продемонстрировали большую готовность рассмотреть возможность переговоров или мирного урегулирования с Россией, в то время как многие лидеры ЕС проявляют в лучшем случае нерешительность, а в худшем – прямое противодействие таким обсуждениям. Что, по вашему мнению, стоит за этими расхождениями в стратегии? Является ли это отражением различных геополитических приоритетов, экономических интересов или внутриполитического давления в США и ЕС? И какие последствия этот раскол может иметь для западной сплочённости в урегулировании конфликта в будущем?
– Различия между европейскими и американскими элитами налицо, и они пока нарастают. В начале этой войны американские и европейские элиты действовали исходя, в общем, из одних и тех же предпосылок. Американцы надеялись развалить Россию как стратегического соперника. Европейцы, в большей степени, хотели выиграть войну и таким образом оправдать своё существование или, по крайней мере, отвлечь от внутренних проблем свои общества. Но с годами, с пониманием того, что эту войну не выиграть, между американскими и европейскими элитами стали нарастать противоречия. Первое и главное из них заключается в том, что Россия не только оказала жёсткое сопротивление натовской агрессии на Украине, но и пошла по лестнице ядерной эскалации и указала, что если эта агрессия будет продолжаться, то рано или поздно она заставит Россию применить ядерное оружие против целей в Европе. Американцы стали одумываться: американцам не нужна ядерная война в Европе. Они понимают, что такое ядерная война. Поэтому американцы начали отползать уже при Байдене, хотя Байден придерживался крайне агрессивной риторики. Но уже и при его администрации местами начала сокращаться военная помощь Украине.
У европейцев ситуация гораздо более сложна. Если американцы понимают опасность ядерной войны, им она не нужна, то европейские элиты обезумели. Они находятся в облаке «стратегического паразитизма», у них упал страх перед войной, ответственность перед своими народами. И они, теряя всё, гонят, несмотря на угрозу самоуничтожения, свои страны к войне.
Кроме того, американцы уже добились очень важных целей в этой войне. Одной из целей было недопущение сближения России и Европы.
Эту цель они преследуют с 2000-х гг. – именно тогда была разыграна украинская карта, произошёл первый госпереворот на Украине, её превратили в источник постоянной напряжённости. Американцы этого добились. В начале 2000-х гг. российские, да и многие европейские лидеры говорили о создании единого континентального экономического, политического пространства и пространства безопасности. Это американцам было не нужно. Они добились того, что такого пространства в обозримом будущем не будет.
Кроме того, одной из целей американцев в развязывании этой войны на Украине было усиление своей возможности грабить Европу. Американцы лишаются возможности грабить мировое большинство, или Глобальный Юг, из-за того, что мировое большинство становится всё более самостоятельным, из-за того, что США относительно слабеют. Они компенсируют эту уменьшающуюся возможность грабить мировое большинство лихим ограблением Европы.
Из-за войны и всех суперсанкций, из-за того, что Европа подрубила свои конкурентные преимущества, лишившись российского газа и российских ресурсов, американцы сейчас перекачивают к себе и европейское ВНП, и европейские производства.
Поэтому американцы уже выиграли эту войну, но только против Европы.
Теперь они хотели бы договориться с Россией о том, чтобы каким-то образом прекратить этот конфликт и не допустить его перерастание на уровень ядерной войны. Европейцы же, обезумев, оголтело несутся в пропасть.
– В написанном Вами в соавторстве материале «Политика России в отношении Мирового большинства», БРИКС и в некоторой степени ШОС описываются как «авангард Мирового большинства… с потенциалом нормотворчества и установления стандартов, проведения политики и создания институтов новой эпохи», альтернативных западным. Как вы относитесь к критическим высказываниям, особенно со стороны крайне левых, о том, что БРИКС является просто платформой для продвижения национальных элит в рамках глобальных властных структур, а не для проведения структурных социальных преобразований?
– Россия видит в развитии БРИКС и ШОС способ предотвратить полный развал управляемости мировой системы. Старые институты, в которых доминировал Запад, погибают. Очень ослабла система ООН, она не выполняет большинство своих функций, засижена представителями западных элит или прозападными чиновниками. Я об этом уже говорил выше. Полагаю, что нужно создавать параллельные системы на тот длинный период времени, пока мы будем приходить к новому балансу сил и к новой институциональной системе или к восстановлению некоторых элементов старой.
Действительно, Россия пока не предложила альтернативной социально-экономической модели мирового развития. Я считаю, что эта критика, которую Вы упомянули, адекватна. Это очень трудный и сложный вопрос, который мы должны разрабатывать с вами вместе. Я согласен с тем, что современный глобалистский либеральный капитализм исчерпал свою относительную полезность и наносит прямой вред, во-первых, природе, поскольку основан на бесконечном росте потребления; во-вторых, упор на бесконечное потребление, превращение человека в только потребляющее животное, погоня за прибылью начинают совместно с информационной революцией уничтожать самого человека. Нам нужно вместе с мыслителями из того, что мы называем мировым большинством, с наиболее интересными и прогрессивными интеллектуалами Запада начать работать над созданием альтернативной модели развития и стараться претворять её в жизнь.
Я считаю, что то, что мы недостаточно активны в этой сфере в России, это – наша слабость. Я ставил этот вопрос перед нашим президентом, когда беседовал с ним на Петербургском экономическом форуме в прошлом году. Я знаю, что началось какое-то движение, но здесь нам нужно работать вместе. Должны быть не только «левые» силы, это должны быть политики и учёные, чувствующие свою ответственность перед будущим человечества. Нынешняя модель капитализма заводит человечество в тупик.
– Какую роль играет Южная Африка в расширенной внешнеполитической стратегии России? В какой степени экономические, политические соображения и соображения безопасности определяют взаимодействие России с Южной Африкой? И как вы видите развитие этих отношений в ближайшие годы?
– Это самый простой вопрос. Мы видим, что наши отношения с Южной Африкой развиваются позитивно, мы видим в ней перспективного партнёра, растёт торговля, растут человеческие связи. По большинству вопросов международной политики мы выступаем вместе, мы вместе строим БРИКС, поэтому – только вперёд.
Наверное, нам нужно больше внимания уделить развитию человеческих, научных и образовательных связей. Я знаю, что в Южной Африке уже учится всё больше российских студентов. Нужно предпринимать дополнительные усилия для того, чтобы привлекать на учёбу в Россию как можно больше студентов из Южной Африки и других стран Африканского континента. Россия очень приятная для африканцев страна, здесь нет расизма. Конечно, у кого-то он немножко есть, но в принципе расизм чужд российскому национальному характеру.
Я думаю, что наши африканские друзья будут чувствовать себя здесь весьма комфортно, как чувствовали себя весьма комфортно десятки тысяч африканских студентов, которые обучались в своё время в Советском Союзе и которые, может быть, даже составляют сейчас костяк этих дружеских отношений, которые мы строим со странами Африканского континента.
– Как вы оцениваете долгосрочные перспективы сотрудничества России с Китаем? И какие риски может представлять такое партнёрство?
– Россия и Китай – неформальные союзники. Мы во многом дополняем друг друга. У китайцев излишек рабочей силы, у нас огромные ресурсы. Кроме этого, у нас огромная общая граница, и те добрые отношения, которые мы сформировали за последнее десятилетие, резко улучшили нашу безопасность с двух сторон границы. Мы резко снизили количество войск, которые находятся на границе с Китаем, то же самое сделал и Китай. У него почти нет крупных военных соединений на севере. Но это не самое важное.
Сейчас Россия и Китай очень тесно взаимодействуют в области экономики. Мы с нашими китайскими друзьями работаем и над моделью будущего развития мира, хотя, повторяю, пока эта модель ещё находится на ранних стадиях прорисовки. Наконец, то обстоятельство, что Россия и Китай находятся в де-факто союзнических отношениях, вдвое увеличивает совокупную стратегическую мощь каждой страны.
Трудно себе представить, как бы мог устоять Китай при давлении с США и Запада, если бы за его спиной не стояла стратегическая мощь России. Китай и китайская экономическая мощь в значительной степени помогла и помогает нам и будет помогать в конфронтации с Европой. Мы и китайские лидеры добились улучшения наших отношений после их глупого ухудшения в 60–80-е гг., но затем нам помог Господь Бог, лишивший разума наших западных соседей, в особенности американцев. Они одновременным давлением на Китай и на Россию свели дружественные страны в де-факто союз. И таким образом резко увеличили потенциальную мощь каждого из них и мощь совместную.
Разумеется, между Россией и Китаем существует большой дисбаланс с точки зрения экономической мощи. Это вызывает некоторую обеспокоенность у части наших политиков и в обществе, но мы пока, во всяком случае в обозримом будущем, не беспокоимся о том, что этот дисбаланс скажется на наших отношениях.
Китайцы очень аккуратно ведут себя в отношении России с точки зрения проникновения на нашу территорию китайцев. У нас много китайских студентов, бизнесменов, но у нас практически нет китайских рабочих. Лет пятнадцать-двадцать назад мы делали специальное исследование и выяснили, что китайцев у нас было не много миллионов, как утверждали на Западе, стремясь посеять рознь между двумя странами, а меньше чем немцев с немецкими паспортами. Сейчас, конечно, немцев стало поменьше. Тем не менее и китайцев в нашей стране очень немного, я бы даже хотел, чтобы их было побольше с точки зрения кулинарии. В долгосрочной перспективе нам нужно думать серьёзно об этом дисбалансе.
Имея в виду этот дисбаланс, мы где-то семь-восемь лет тому назад, выдвинули концепцию «Большой Евразии». Сначала наши китайские друзья немного ревновали к этой концепции, но сейчас мы вместе, по крайней мере в своих заявлениях, строим Большое евразийское партнёрство.
Это Большое евразийское партнёрство подразумевает создание системы сотрудничества, развития и безопасности для всей Евразии.
Создание рано или поздно даже системы безопасности, возможно, создание системы мягкой безопасности в продовольственной области, в медицинской области и в области противодействия природным и техногенным катастрофам, в транспортной сфере.
Но эта концепция имеет ещё более глубокое значение. Концепция Большой Евразии подразумевает то, что Китай, безусловный лидер Евразии, будет уравновешиваться стоящими рядом с ним великими поднимающимися державами. Это Индонезия, потом Индия, Пакистан, Иран, Турция и, наконец, Россия. Таким образом, никто не будет бояться гегемонии Китая. Китайским друзьям было трудно вначале признать, что такого рода балансирование необходимо. Но теперь они понимают, что для них гораздо выгоднее быть первыми среди равных, нежели гегемоном, которого будут все бояться. Ну а что будет через пятнадцать-двадцать лет, мы посмотрим.
Я думаю, что наша политика нацелена на то, чтобы исключить появление каких-либо угроз, с одной стороны, от Китая, а с другой – укрепить наши отношения на всех возможных уровнях и сделать их главной несущей конструкцией той самой Большой Евразии. Конечно же, эта несущая конструкция рано или поздно должна будет иметь и третью основу – Индию, и четвёртую, и пятую – это и Иран, и арабские страны. И тогда центр мира вернётся туда, где он должен быть. В большую, великую и мирную Евразию. Я очень рад и горд тем, что когда-то придумал этот термин. Всего доброго.
Беседовала Елена Видоевич, политолог и соучредитель Института Нового Юга
