Традиционное участие президента России Владимира Путина в Валдайском форуме в этом году – программное, обозначающее перелом, на котором оказался мир. Совершенно очевидно, что сроки проведения клуба и дата президентского выступления связаны с подведением итогов выборов в США. Поскольку с уверенностью предположить, кто победит, было трудно, хотя в последние недели стрелка даже не электорального, а в комплексе, предвыборного барометра указывала на Дональда Трампа, этот исход и рассматривался наиболее вероятным. Но нет сомнений, что содержание программных заявлений Путина на Валдае, в случае, если бы победила Камала Харрис, было бы несколько другим. При неизменной стратегии, по-иному, исходя из «клиентуры», были бы расставлены тактические акценты.
Несмотря на то, что Путин в целом повторил многократно сказанное ранее и то, что он говорил, было ожидаемо, тем не менее резонанс определялся местом и временем. Политическая «реинкарнация» Трампа, с одной стороны, сменила этапы глобального развития, открыв дорогу новым возможностям, а с другой, предельно заострила предстоящий выбор. Путин этот нюанс ухватил, поэтому следим за президентской логикой:
Наступает в некотором смысле момент истины. Прежнее устройство мира безвозвратно уходит, можно сказать, уже ушло, а за формирование нового разворачивается серьёзная, непримиримая борьба. …Это даже не схватка за власть или за геополитическое влияние. Это столкновение самих принципов, на которых будут строиться отношения стран и народов на следующем историческом этапе.
И – обозначенный выбор между «целями развития и справедливости», на которых настаивают народы поднимающихся новых держав и «погружением человечества в пучину агрессивной анархии, внутренних и внешних расколов, утратой традиционных ценностей, новыми форматами тирании, отказом от классических принципов демократии, базовых прав и свобод…». Между «гегемонией в международной среде [западного] …либерально-глобалистского мессианства» и его превращением в «один из …важнейших элементов мировой системы». Между, как дополнил Путина норвежский профессор Гленн Дисэн, «однополярным и многополярным мирами».
Но здесь целый срез смыслов. Во-первых, неспроста упомянуты «цели [устойчивого] развития», причём на противопоставлении справедливости и несправедливости. Далее, раскрывая позицию по климатической тематике, Путин второй раз за последние недели обращается к вопросам её использования развитыми странами Запада в целях неоколониальной эксплуатации ресурсов глобального Юга. И идёт дальше, раскрывая масштабы финансовой ренты, снимаемой США с «печатного станка» ФРС – 12 трлн долларов в год. Именно из этих денег, поскольку они возникли из ничего, за счёт не конкурентных преимуществ, а административной монополии, на его взгляд и нужно финансировать экологию и проекты, связанные с устойчивым развитием, чтобы климатическая повестка сохранялась в поле именно справедливости, а не одностороннего принуждения.
Во-вторых, и принуждение перестаёт работать; прежние вассалы отказываются подчиняться. Поскольку линия, которую вёл Путин, рассчитанная на новые лица в будущей администрации США, априори исключала императивность формулировок, мы вправе дополнить. Перестали подчиняться потому, что увидели глобальную альтернативу. Далеко не у всех стран есть возможность, ресурс и драйв сопротивления диктату в одиночку. Но когда появляется мощная глобальная сила, которая предлагает альтернативу, под крышу к ней сразу же выстраивается очередь. Эта сила – российско-китайская ось Евразии, которая уже разрослась до масштабов, выражаясь словам наших оппонентов, «новой оси зла» (критика от врага хороша, опасайтесь его похвалы, учил В.И. Ленин), превратившись в «аттрактор» — центр притяжения для тех, кто не согласен с западной гегемонией. У людей не было выбора – они скрипели зубами, но молчали, появился этот выбор – показательно и демонстративно его реализовали. И в этом смысл феномена БРИКС, который Путин предусмотрительно, чтобы «не дразнить гусей», вывел из соподчинения с глобальной альтернативой.
В-третьих, и здесь мы опять должны вернуться к упомянутому норвежскому участнику дискуссии, забросившему удочки в немыслимую для Запада ещё пару лет назад тему «большого евразийского» объединения. Может ли Европа стать частью Евразии? (Вот ведь надо отдать им должное: хвататься за соломинку научились!). Ответ: может. При двух условиях: восстановлении собственного суверенитета (или стратегической автономии) от США и отказа от (нео)колониального мышления в духе «бремени белого человека». Высший пилотаж, на наш взгляд, Путин продемонстрировал, когда вспомнил о боннской беседе Гельмута Коля с Анатолием Собчаком. Коль тогда второе условие соблюл, а вот с первым получилась «нескладуха». Именно в том 1982 году, когда он пришёл к власти, США развернули в ФРГ «Першинги» и «Томагавки», наглядно продемонстрировав европейским элитам (да и некоторым советским, вовлечённым в Римский клуб) непреходящую ограниченность российско-европейских интеграционных импульсов.
А теперь внимание! Что такое позавчерашний скандальный развал «светофорной» коалиции в Германии? Да то же самое, благодаря чему и пришёл Коль: СвДП разорвала с СДПГ, как и сейчас, и перешла на сторону ХДС/ХСС, покинув левоцентристское правительство. Сейчас уже в марте, скорее всего, канцлером станет Фриц Мерц, отметившийся, правда, рядом радикальных антироссийских демаршей. Но эти демарши относятся к ушедшей эпохе Джо Байдена – Харрис, поэтому всё, как и сорок два года назад, вновь зависит от сменившейся власти в Вашингтоне. Путин этот момент, как видим, учёл, сделав пас Трампу ещё и на европейском поле, том самом, на который будущий американский лидер хочет переложить ответственность за финансирование Киева. Поэтому за действиями и риторикой Мерца в ближайшее время нужно последить ещё и с этой точки зрения.
В-четвёртых, открытое признание западного либерализма, образующего фундамент глобалистского мессианства, тоталитарной идеологией, по сути вырождающейся в неонацизм. И опять предельная президентская осторожность, имеющая ввиду процессы, идущие на Западе. Нацизм – суть социальный национализм, симбиоз национальной и социальной идей, частью которого является и социал-демократия, разумеется, «очищенная» от изначального влияния марксизма. (Марксизм – идеология масс; нацизм – элит, в этом их настоящее непримиримое противоречие). Поэтому действительный неонацистский консенсус на Западе – леволиберальный или либерально-социалистический. Но понимая, что противников нельзя объединять общей критикой, Путин оставляет социал-демократизму шанс; идея социальной государственности, оторванная от агрессивной либеральной апологии исключительности, в том числе классовой, буржуазной, сохраняет историческую перспективу. И более того, практически, можно сказать, реализуется в современном Китае. Президент в третий раз за последние полтора года не только повторяет, но на этот раз и детализирует мысль, которая, не скроем, внушает оптимизм относительно будущего самой России:
Китай очень многого добился. Я уже говорил, не помню, в прошлый раз я здесь говорил или нет, но на других публичных мероприятиях говорил: по мнению наших экспертов, та модель экономики, которую Китай взял на вооружение, он выработал её, эту модель, естественным образом, исходя от потребностей жизни. Она является гораздо более эффективной, чем во многих других ведущих экономиках мира. Прямо скажем, такие элементы, сочетающие и плановую экономику, и рынок. Удаётся китайским специалистам это делать, а с политического уровня удаётся нашим друзьям этим специалистам не мешать это делать – это очень важно. И получается эффект хороший. То есть китайская экономика работает эффективнее, чем другие экономики, даже несмотря на то, что происходит определённая коррекция с точки зрения темпов экономического роста.
Не мешать с политического уровня сочетанию плана и рынка – в интерпретации Си Цзиньпина в своё время прозвучало как «рынок лучше перераспределяет ресурсы». Разумеется, под стратегическим контролем плана. За этой формулой, как раз и представляющей «социалистическую рыночную экономику», на наш взгляд, — будущее.
Наконец, в-пятых, президент, не раскрывая деталей, чётко обозначил взаимосвязь выбора, назовём вещи своими именами, между глобализмом и институтом национальной государственности с гуманитарной перспективой:
…Сможет ли человеческое общество остаться обществом с его этическими гуманистическими началами, а человек – остаться человеком.
И понятно, что речь о так называемом «антропологическом переходе», обсуждавшемся глобалистами в 2018 году на семинаре в Аспенском институте в Колорадо. О разделении человечества на два подвида – высший и низший, по отношению к которому допускаются любое социальное проектирование и эксперименты. («Зоотехник не убивает, он просто оптимизирует поголовье»). Именно поэтому проблема социального неравенства, причём, в контексте цифровой революции и искусственного интеллекта (создающая перспективу замены людей роботами), составила первый и главный сюжет обсуждения. Государственный контроль, на котором в этих вопросах справедливо настаивает Путин, обозначает недопустимость «приХватизации» прорывных технологий бизнесом ввиду приоритетности для последнего корпоративных интересов, очень часто противостоящих общественным. Добавим от себя, что фашизм начинался именно с корпоративизма и только после этого вобрал в себя национальную и социальную составляющие. Пройти придётся между Сциллой прогресса и Харибдой частной узурпации его плодов и издержек, и всё указывает на то, что Путин это осознаёт.
А теперь то, что касается большой геополитики. Показателен в этом плане диалог Путина с задававшим ему вопрос китайским профессором Фэн Шаолэем на тему о «возможности нормализации отношений между Россией, США и Китаем в новой обстановке». У нас нет сомнений, что этот вопрос, по сути, ключевой, был тщательно подготовлен. Ответ Путина:
В США, к сожалению, проводят политику двойного сдерживания, то есть попытка сдержать и Китай, и Россию. Зачем это нужно, работать на два фронта тем более – совершенно непонятно. То есть понятно: считают, что рост экономического могущества Китая представляет для них угрозу, угрозу для их доминирования. …Если бы те же США поменяли вектор в отношении и России, и Китая, то есть не проводили бы политику двойного сдерживания, а проводили бы политику трёхстороннего сотрудничества, от этого выиграли бы все, и проигравших бы не было.
Бросившийся было уточнять, развивая тему, модератор получил отповедь в духе «Все сказано». Распространяться дальше Путин явно не хотел, ибо кто понял – тому достаточно, а делать упор на теме, только что в виде очередного паса отправленной Россией и Китаем за океан, — излишнее занятие. Стратегия не терпит публичности, особенно чрезмерной. Что именно сказано? Многополярный мир, построенный на равноправном цивилизационном, политическом и экономическом многообразии, нуждается в структурном оформлении. Тройственное сотрудничество Москвы, Вашингтона и Пекина – форма многополярности, вводящая её в организованное русло. Мяч – за Атлантикой с нашей стороны и за Тихим океаном – с китайской. Предложение о глобальном треугольнике сделано. Выбор – за американскими элитами, и он, как мы ожидаем, должен базироваться, повторим это, на тезисе Путина о Западе как «одном из» мировых центров. Отклонение этого предложения, сделанного новому президенту США в день его триумфа, равносильно для американской стороны реализации лозунга Сэмюэля Хантингтона «The West vs. the Rest» (Запад против всех остальных). С тем, однако, уточнением, что Европе на Валдае предложен собственный выбор – между американским вассалитетом и «западным полуостровом Евразии». Выбор между равноправием и изоляцией – за Вашингтоном. И делаться он будет в зависимости от осмысленности представлений об исчерпанности потенциала гегемонии. На наш взгляд, — это главный итог всего форума.
Владимир Павленко
dzen.ru
