Некоммерческая организация Open Society Justice, живущая на деньги Джорджа Сороса, и несколько других ее заединщиц вроде Amnesty International обратились в Государственный совет Франции с жалобой на действия полиции и жандармерии.
Как указывается в 220-страничном докладе, меры по поддержанию порядка — в частности, проверка личности — обусловлены, как отмечают юристы Open Society Justice, прежде всего расовыми предрассудками самих правоохранителей, поскольку проверяют документы практически всегда лишь у «лиц иной этничности и иного цвета кожи, чем белый», как и сама просьба предъявить документы почти всегда касается лишь тех, кто отличается расово.
Open Society Justice вполне откровенно признается, что в случае, если это ходатайство не будет удовлетворено так, как считают правильным юристы Сороса, на французское государство будет подан уже судебный иск.
Тут следует сделать экскурс в не столь недавнюю историю, чтобы заметить: практически все беспорядки в, как их называют во Франции, «небогатых предместьях» (если своими именами — этнических гетто) были связаны с проверкой документов. Которая пошла не так.
Она могла закончиться и гибелью тех, у кого документы проверяли, как это было в Клиши-су-Буа, когда подростки (граждане Франции, а не нелегалы), удирая от полиции, спрятались в трансформаторной будке, где и сгорели заживо.
И поставить на грань жизни и смерти тех, кто документы проверял, как случилось в мае этого года в Авиньоне, когда пулю получил жандарм, потребовавший предъявить удостоверение личности.
За редчайшим исключением контроль, который пытаются проводить правоохранительные органы в стране, касается сбыта наркотиков. Если потребление веществ уголовно ненаказуемо, то деяния, связанные с наркотрафиком, объем которого возрос кратно за период пандемии, караются достаточно жестко.
И хотя вся криминальная статистика, указывающая на этничность, во Франции запрещена, то, что торгуют наркотой, хранят наркоту, привозят наркоту и имеют с этого навар практически исключительно живущие в этих самых гетто, не секрет ни для кого.
Более того, для обитателей гетто все, что связано с оборотом наркотиков, составляет важную часть доходов. Стоит ли упоминать, что те же люди получают еще и многочисленные и довольно щедрые пособия на все, что только можно: от платы за аренду жилья до вспомоществования (примерно 400 евро) на покупку школьно-письменных принадлежностей на каждого ребенка.
И разумеется, жители этих предместий совершенно не хотят, чтобы прерывались денежные потоки — и тот, что льется из казны, и тот, что течет из карманов наркоманов, а также те, что идут за перевозку и хранение запрещенных веществ семьям (а в трафик чаще всего вовлечены несколько членов фамилии).
Для полицейских и жандармов, скованных по рукам и ногам не только законодательными актами, но и страхом, что их обвинят в «непропорциональном применении силы и расизме», возможность проверки документов остается едва ли не единственным способом хоть как-то уже даже не противостоять (для этого придется ужесточать законодательство, на что власти в предвыборный год пойти не могут, поскольку им нужны и голоса избирателей, живущих в этнических гетто тоже), то хотя бы сделать так, чтобы это наркоцунами не захлестнуло все общество, захватив и несовершеннолетних.
Не секрет, что сегодня жандармы и полицейские проверяют документы и в окрестностях учебных заведений, и в том числе чаще, чем где бы то ни было, в тех, что расположены на территории этнических гетто.
Так вот, юристы Сороса, представляющие и Open Society Justice, и Amnesty International, и другие НКО, хотят, чтобы французское государство лишило бы своих правоохранителей этой почти единственной из оставшихся у них властной прерогативы.
Почему филантроп, живущий в Америке, окруженный богатством, благополучием, стабильностью — всем тем, что приносят и миллиардное состояние, и возраст, — интересуется происходящим далеко в Европе и социально отстоящим от него на тысячи парсеков?
На этот вопрос ответить проще, если знать, что основная страсть биржевого спекулянта, которому исполняется 91 год, — сеять хаос, потому что именно тот дает ему возможность зарабатывать миллиарды за считанные часы.
Так, как это было в «черный вторник» 1992 года, когда брокеры его Quantum fund сначала скупили британский фунт стерлингов, а потом, как им приказал хозяин, единовременно сбросили валюту Соединенного Королевства, заставив, таким образом, Банк Англии ее девальвировать.
Ущерб для британской экономики составил, по разным оценкам, несколько десятков миллиардов фунтов стерлингов, сам Сорос — персонально и лично — стал богаче на полтора миллиарда долларов.
Схожую комбинацию биржевой спекулянт хотел было провести и в России.
В которой он появился в 1995-м году, привезя в чемодане свое филантропское НКО «Открытое общество».
Щедрые (по тем временам) гранты ученым и университетским преподавателям (речь шла, разумеется, не о миллионах, не о сотнях и даже не о десятках тысяч, а просто о нескольких сотнях долларов), которые он якобы щедрой рукой раздавал направо и налево.
Эта «щедрость» открыла двери в высокие кабинеты и даже в самый высокий из них в России, где его однажды попросили дать взаймы, — в лихие 90-е, если кто не помнит, зарплаты и пенсии платились, мягко говоря, не слишком регулярно.
И Сорос дал, как писали, несколько сотен миллионов, чтобы российская казна выполнила свои обязательства.
Тогда же на вопрос, как называть страны бывшего СССР, входящие в СНГ, спекулянт тире филантроп ответил: «Называйте просто — империя Сороса».
Российские свидетели секты «банки из-под импортного пива» во всех медиа утверждали, что «Сорос помогает строить свободную Россию и там, где он занимается благотворительностью (sic!), он не занимается бизнесом (re sic!)».
Через два года эти утверждения можно было спускать в канализацию — консорциум, в котором у Сороса была крупная доля, просто купил «Связьинвест«, то есть филантроп оказался собственником практически всех российских телекоммуникаций.
Надо отдать должное новой тогда российской власти, быстро после 2000-го разобравшейся в том, who is Mr. Soros.
И сам биржевой спекулянт, и его «Открытое общество», переводившее на русский и издававшее в том числе и книги Эндрю Бивора (тезис о «миллионах изнасилованных немок» принадлежит перу этого автора), были признаны persona non grata.
«Докупить» национальный телекоммуникационный холдинг тоже не удалось — Россия ввела правила прозрачности тендеров и неуклонно их соблюдала, что, разумеется, сломало возможность очередного гешефта филантропа.
Переключив внимание на ЕС, Сорос проявил не меньшую «щедрость»: в начале нулевых он финансово содействовал основанию Европейского совета по иностранным делам, НКО, сегодня ставшей ведущим мозговым центром по формированию тезисов внешней политики Евросоюза.
Не забыта и судебная ветвь общеевропейской власти — в ЕСПЧ, согласно докладу, подготовленному Советом Европы, большая часть юридического корпуса либо работала в НКО, спонсируемых биржевым спекулянтом, либо имела иные контакты, прямо подпадающие под формулировку «конфликт интересов».
Но это, как и разговоры о том, что Сорос стоит за финансированием перемещений нелегалов в страны ЕС, остается лишь печатными знаками на бумаге и битами сетевой информации.
Никаких мер по ограждению стран от деятельности Сороса пока не наблюдается, и вряд ли они появятся в дальнейшем (Венгрия и Орбан — исключение, правило подтверждающее).
Поэтому сомневаться в том, что Францию, а затем и каждую страну в ЕС, желающую остановить распространение наркотиков и/или нелегалов, ждут иски, увы, не приходится.
В общей сложности фонд Open Society, куда входят многочисленные НКО, сегодня имеет в своем активе не менее 17 миллиардов долларов.
У государств ЕС, пытающихся справиться и с захлестнувшей их волной нелегалов, и связанным с этим явлением приливом наркотрафика, слишком мало денежных ресурсов и совершенно отсутствует политическая воля, чтобы попросить незваного «благодетеля» за порог.
А то, что за новый «черный» день, вторник ли, понедельник, среду, когда очередной торговец наркотиками застрелит жандарма или очередной нелегал совершит теракт, заплатят жизнями и благополучием обычные люди, абсолютно очевидная перспектива.
Такова она, цена этого Open Society, открытого общества, когда вредоносные идеи и доктрины, использующиеся исключительно для обогащения немногих, берут верх над благоразумием и заботой обо всех.
